Разговор пошел насчет проповедей и продолжался до обеда. В это время старик, успевший выпить две рюмки хересу, разговаривал с детьми благочинного. Он понравился детям, и они лезли к нему на колени, щипали его бороду. Надежда Антоновна толковала с сестрой Александрой. Обед прошел весело. Говорили все. Благочинный говорил что-то про отца Феодора, Марья Алексеевна про городничиху, Александра про Лизу Коровину, Егор Иваныч говорил с Павлом Ильичом и благочинным, больше отвечая на их вопросы; старик толковал детям, как он любит ловить на сеннике мух. Все были заняты, казалось, все родные, и в будущем не ожидалось никакой перемены.
После обеда все распрощались любезно. Егор Иваныч был приглашен Марьей Алексеевной на чай. Он попросил почитать книжки, ему дали книжку «Дух христианина».
Когда ушел Егор Иваныч и Злобины, благочинный спросил Надю:
— Ну, что ты скажешь: понравился ли тебе жених?
— Нет, папаша.
_- Я удивляюсь, какой тебе дьявол вбил в голову разной дичи! Ну, чем он худ? Правда, он некрасив, беден, но зато умен; а дело не в красоте, а в уме. Пример ты можешь брать со Злобина… О чем вы давече толковали, как шли дорогой?
— Право, забыла.
— Послушай, Надежда, если ты будешь так отвечать мне, я откажу этому жениху, напишу ректору, что ты не хочешь идти замуж, а с тобой знаешь что сделаю?
— Воля ваша.
— Я тебя в монастырь пошлю. Слышишь!
Надежда Антоновна заплакала.
— Что, губа-то не дура!.. Выбирай одно из двух: монастырь или иди замуж. Слышишь?
— Папаша, дайте мне подумать.
— Нечего тут думать. А знай, что послезавтра будет просватанье. Сегодня будет он сюда, займи его.
Благочинный с этим словом вышел, оставив дочь в слезах.
— Ну что, Егор Иваныч, каковы дела? — спросил Егора Иваныча Андрей Филимоныч, как он пришел домой.
— Да досада страшная! Никак не могу поговорить с ней наедине. Только скажешь ей слово, то Злобин подойдет, то отец с матерью пристанут.
— Ну, когда женишься, успеешь наговориться, — заметил отец.
— Эх, тятенька, не понимаете вы, что такое женитьба…
— Ну, и врешь. Я тридцать один год прожил с женой… — Отец обиделся.
— У вас совсем был иной взгляд на женщину. Вам нужна была женщина и только, а о чувствах ее вы не заботились. Прежде на любовь так смотрели, как бык смотрит на корову.
Иван Иваныч плохо понял.
— Чего же еще тебе недостает?
— Знаете ли, тятенька: мне наперед нужно узнать от самой невесты, может ли она быть мне женой.
— А отчего же она не может?
— А если она меня не любит?
— Женишься, полюбит!
— Нет уж, тогда поздно будет. Я понимаю женитьбу так: жена моя должна быть другом мне, а никак не рабой, то есть она может иметь полную свободу во всем, и была бы моим утешителем.
— Дурак ты, Егорушко.
Егор Иваныч ничего не стал говорить больше с отцом. Он заговорил с Андреем Филимонычем на латинском языке. Старик осердился и ушел к Коровину.
— Вы, Егор Иваныч, поговорите с ней о любви.
— Неловко говорить-то. Ведь я знаком с нею только два дня.
— Как жених, вы можете поговорить. Скажите, я, мол, люблю вас. Скажите по совести, полюбили ли вы ее?
— Нет, я женюсь по необходимости.
— Отец ваш отчасти прав. Я сам женился на Аннушке для того, чтобы скорее получить место. Сначала, как шел я смотреть невесту, меня холодом как будто обдавало; когда я увидел ее, мне стыдно стало. Она мне нравилась и не нравилась, любви настоящей не было, судя по вашему. Ну, вот прожил уж полгода, теперь полюбил. Ведь наша женитьба заключается в получении местов. Не женишься, места не получишь, а полюбишь девушку — места не найдешь.
— Да, это правда: мы женимся для местов, а о любви и дела нет. Гадко. После этого, знаете ли, что мне хочется сделать? мне хочется в светские выйти.
— Полноте вы дурачиться. Поверьте, что из тысячи браком сочетавшихся людей нашего сословия разве десять обоего пола венчаются полюбив друг друга.
— Все-таки мне хочется поговорить с ней о любви.
— Напрасный труд. Как провинциальная барышня, не читавшая того, что мы читали и поняли, она любовь понимает по-своему. Ведь вы же говорите, что вам кто-то сказал, что ей надо жениха протопопа.
— Ну, я все-таки попытаюсь узнать ее способности.
— Попробуйте. Только знайте, что вам теперь от нее отказываться поздно. Отец ее обидится, и вы, пожалуй, лишитесь места.
На другой день Егору Иванычу привелось быть наедине с Надеждой Антоновной в комнате.
— Вы, Надежда Антоновна, читаете что-нибудь? — спросил Егор Иваныч Надежду Антоновну,
— Читаю.
— Что читаете?
— Большею частию: духовные проповеди Филарета, жития святых, «Дух христианина».
— Я думаю, вы наизусть все это знаете?
— Много очень книг, всего не запомнишь.
— Наш брат целые четырнадцать лет учится всякой премудрости.
— Недаром вы и мужчины.
— И женщины могут знать всё, только, конечно, при различных условиях.
— При каких же?
— Это зависит от родителей: если родитель будет заботиться об умственных способностях девушки, сам будет доводить истинные идеи, а не старые идеи, и если он сам умный, современный человек, то из девушки выйдет умная женщина, равная по уму мужчине. А надо вам заметить, что мужчины не все умны. Пример этот мы можем видеть в чиновниках здешнего города.
— Это точно: народ здесь такой глупый, что ужас.
— Конечно, не все глупы, есть между ними и умные, только эти умные люди скоро гибнут здесь.
— Нет; здесь ни одного умного нет.
— А муж вашей сестры, Павел Ильич?