Ставленник - Страница 39

— Полно, Иван Иваныч, егозить. Он правду говори. — уговаривал Ивана Иваныча Андрей Филимоныч.

— А я хочу, чтоб ты по-моему делал, — и все тут! — сердился Иван Иваныч.

— Воля ваша.

— Так ты соглашаешься?

— Подождите до завтра. Завтра я схожу к благочинному и получу от него ответ.

— Посмотрим, что скажет тебе благочинный… Поди-кось, дурак твой благочинный, поди-кось, он так и отдаст за тебя, за голь, свою дочь… Да хотя и отдаст, так мне житья от нее не будет! Вот что!

— Почему вы так думаете?

— Почему!.. Не знаю будто!.. Ты еще только на свет-то ворвался, а я уж пожил, слава тебе господи.

В этот же день благочинный получил от ректора письмо следующего содержания:

«Отец благочинный! Во-первых, целую вас братскою любовию и посылаю вам свое благословение. Во-вторых, уведомляю вас, что, давши вам зимой обещание послать к вам для вашей дочери Надежды жениха из академии, я, при всем моем старании, не могу утешить вас на этот счет, так как у нас теперь в городе только два академиста, из которых один уже женился на дочери протоиерея кафедрального собора, а другой не имеет намерения жениться. Поэтому я решился выбрать из кончивших курс семинарии отличного студента, диаканского сына Егора Попова, выпросил для него у преосвященнейшего владыки место в вашем городе и послал к вам. Он отличный студент и может быть хорошим мужем вашей дочери, которой я посылаю мое благословение…»

Благочинный долго думал, прочитавши это письмо, отдать ему дочь за Попова или нет. Он некрасив, но, кажется, смирный. Если не выдать, то обидится ректор, сменит с смотрительской должности. Он решил выдать; одно только беспокоило его: отец у него, дьякон, куда поместить их? В доме — загрязнят все… Он не любил заштатных дьяконов и священников, хотя у самого назад тому четыре года умер отец, заштатный дьякон.

— Егорка!

Вошел Егорка.

— Позови Марью Алексеевну.

Пришла жена его, Марья Алексеевна.

— Как ты думаешь, жена: что нам делать с Надей

— Что с ней делать-то?

— Дура! Ведь ее надо замуж выдать.

— За кого бы ты ее выдал? Уж не за вшивика ли письмоводителя?

— Э, да что с тобой толковать! У тебя башка вечно сеном набита.

— Бога бы ты побоялся так издеваться надо мной… Ведь в прошлом годе сватался судебный следователь, хороший и богатый человек.

— Я сам знаю, кто лучше… Богат он, хорош — это все дудки. Он сватался ради денег — вот что. А я приду=мал. Вот слушай, что пишет отец ректор.

— Так неужели ты за этого приезжего вшивика хочешь отдать?

— А что бы ты на это сказала?

— Ты посмотри, у него и сапоги-то с заплатами.

— Не твое дело. Уж коли сам отец ректор просит так, так уж я прекословить его воле не стану. А отца ректора владыка любит. Знаешь, что я через это вы играю?

— Делай как знаешь. Все бы не мешало подождать.

— Нет уж, матушка, ждать я не стану. Ты думаешь, что я ничего не замечаю? Я, матушка, вижу ее амуры с письмоводителем. А что, если, боже упаси, она развратится?.. Понимаешь?

— Понимаю.

— То-то и есть. Что тогда про меня скажут?.. Уж такая девка взбалмошная родилась: то ей дай, другое дай, в слезы сейчас. А ты думаешь, я стар, так меня так и проведешь! — дудки, сорока-то надвое сказала!.. Ономедни она любезничала с сыном отца Александра, да я промолчал. Я еще ей не такую поронь задам, если она будет противиться мне.

— Как знаешь, Антон Иваныч…

— Так ты согласна?

— А ты?

— Я тебя спрашиваю!

— Как знаешь.

— Я согласен. Он сегодня просил меня об этом.

— И ты согласился?

— Я ничего не сказал, потому что ждал письма. Мне смешно показалось его желание, а теперь, как получил письмо от отца ректора, я готов уважить отца ректора.

— Делай как знаешь.

— Много ли у Нади платьев?

Благочинный взял бумажку и карандаш.

— Шелковых семь, ситцевых восемь.

— Салопов?

— Летних три мантильи, домино из губернского выписано; два зимних: один соболий, другой беличий. Четыре шляпки.

— Я думаю, больше ей не надо шить?

— К венцу надо платье заказать.

— Пожалуй.

— Шляпку надо тоже купить.

— Ну уж, шляпку пусть муж купит… Вот подумаешь: копишь-копишь на них, а куда все идет? Подвернется какая-нибудь дрянь… Все для начальства делаешь. А ты думаешь, я так-то и отдал бы ее Попову?

— Нет.

— То-то. Теперь денег, я полагаю, будет с них и ста рублей. Рясы у меня и подрясники есть, есть и шляпы и пояса. Дам ему пока по одной штуке, да как поедет посвящаться, надо отцу ректору послать сколько-нибудь.

— Сколько ты думаешь?

— Это не твое дело. Попову на издержки дам сто рублей.

— Будет.

— Кольца у Нади есть?

— Есть одно, золотое с бриллиантовым камнем.

— Покажи.

Марья Алексеевна принесла ящичек с драгоценными вещами. Благочинный пересмотрел их, выбрал несколько колец, браслетов, сережек, завернул их в бумажку и сказал: «Это Наде, а эти пусть хранятся для Тани».

— Где же будет Попов жить?

— Во флигеле живет зять. Поместить, разве его сюда наверх, в три пустые комнаты, а Попова во флигель.

— Как знаешь. Надо бы с Надей поговорить, Антон Иваныч. А?

— Что с ней говорить-то?

— Неловко как-то… Пусть она знает, что у нее есть жених.

— Ну, позови ее сюда.

Пришла Надя.

— Послушай, Надежда Антоновна, — начал отец: — тебе уже двадцатый год; за тебя сватались многие, но я не хотел выдавать тебя, сама знаешь почему. А в девицах тебе сидеть неловко, да я уже стар и слаб становлюсь, того и смотри, что, грешным делом, помру. При мне-то тебе хорошо, а что будет без меня… Понимаешь?