Ставленник - Страница 35

— Стало быть, он прав. Он больше их знает, да и в семинариях теперь обучают не по-старому.

Егор Иваныч начал размазывать о семинарии, что они и учителя тамошние все хорошие люди; для того чтобы показать, что он неглупый человек, — даже похвастался своею проповедью. Он сначала подивился, что благочинный принял его очень вежливо и разговаривает как с приятелем. Он даже подумал: «Вероятно, у благочинного много грехов лежит в консистории и архиерейской канцелярии. Постой же; пугну я тебя. И мы тоже любим похвастаться. Здесь нельзя не сподличать…»

— Нынче у нас отец ректор славный человек в отношении семинарии, не то, что прежде, и человек очень строгий.

— Да, да. Слышал в прошлом годе в городе.

— Он мне сам предложил сюда, а потом хотел похлопотать, чтобы меня перевели в кафедральный собор. Когда же я буду посвящен, он обещал мне дать диплом на звание учителя. Он даже советовал мне открыть воскресную школу и хотел написать вам об этом предмете.

— Ну, вы с воскресными школами пропадете.

— Нет, отец благочинный. Этой бесплатной школой…

— Как бесплатной?

— В воскресных школах обучают даром, без различия — и детей и взрослых, преимущественно крестьян.

— Поговаривали у нас об этом, да будет-то это бесполезно.

Вошла жена благочинного, толстая, высокая, старая женщина, расфранченная, как попадья или купчиха. Егор Иваныч поклонился ей. Та слегка поклонилась.

— Благочинный, иди обедать, — сказала она мужу.

— Ладно. Надя встала?

— Одевается.

— Эк ее, нежится. А Петька и Васька, поди, на улице?

— Нет, в саду.

— Ведь я же звал сюда Ваську… Где письмоводитель?

— Он пошел купить Наде табаку.

— Вечно у них амуры. Я эту дрянь прогоню, коли замечу что-нибудь. Смотри ты у меня, смотри в оба… ни за чем не хочет приглядеть… Ну, что за табак девке!

— Да ведь ты куришь, благочинный!

— Молчать!

Егор Иваныч пошел к двери и поклонился благочинному.

— Прощайте. Приходите ко мне завтра. Я вас испытаю, можете ли вы быть учителем моему сыну и вообще в училище. А как вас зовут?

— Егор Иваныч.

— Хорошо!

— Это кто? — спросила без церемонии жена благочинного.

— Не твое дело. Пошла!

Егор Иваныч ушел.

«Вот дубина-то! — подумал он. — Это просто черт знает кто… Ах, я и забыл попросить его дозволить мне сказать здесь проповедь. Сил не пожалею, чтобы она понравилась. Впрочем, я покажу ему ту, которую в губернском сказывал. А гадко я сказывал, здесь лучше скажу».

Иван Иваныч был в восторге от рассказов Егора Иваныча и обещался отслужить заздравный молебен, когда только он женится на Протопоповой дочери.

— Ты у меня, Егорушко, ум!.. сила!..

Андрей Филимоныч передразнивал благочинного, как он ходит, говорит, кланяется, ругается, ест и пьет, передразнивал также и жену его. Все до слез хохотали.

— Да полно, Андрюшка! — унимала его жена.

— А я тебя по лбу! — И дьякон ударил ее по лбу кулаком.

— У, дурак, больно!

— А тебе не довольно? Я тебе покажу, как благочинный Егорку бьет.

— Перестань.

— Выйди на ростань! Ах, Егор Иваныч, как я вам расскажу, что мы выкидывали на нашей свадьбе, не так еще рты-то разинете, не так еще свои зубищи выпучите,

— Да будет тебе.

— Ну, я тебе задам еще ночью… Я еще в семинарии научился всякой ловкости. Просто — сорви голова!.. Всякого, конного и пешего, передразнивал, фигляр превосходный был, такой, каких днем с огнем не сыщешь… Поставили, знаете ли, у нас на балу стул поперек ножками среди полу, а позади спинки его рюмку водки и говорят: коли ты больно хитер… да еще что говорят-то…

— Да перестань, Андрюшка!

— Ну, я вам обоим на ушко скажу, — и дьякон сказал им что-то на ушко, те захохотали… — Ну, достань, говорят, рюмку через голову зубами и выпей… Каково? Ну, думаю, черт вас дери, стоит, не стоит — все равно… что, говорю, дадите? Один дьякон говорит: ведро пива на голову… Я и говорю: сам съешь, а вот как достану и выпью, так на тебя вылью ведро пива, а с компании ведро сладкой водки. Ну, они заартачились… Согласились-таки…

— Ну, что, достали? — перебил его нетерпеливый Иван Иваныч.

— Погодите. Вот я лег на спину промеж ножек, голову загнул назад… смеются канальи, а эта шельма, Анютка, говорит: отстаньте, Андрей Филимоныч (никак не могу выбить из ее головы эти слова — отстань да полно). Ну, смеются, неловко так, а я все-таки сцапал рюмку во весь рот и держу водку, — чуть не захлебнулся, черт возьми. Потом, как выпил, схватил ведро с пивом и сейчас же облил им дьякона Максима, и прочим досталось. Уж мы очень больно веселились. Как утром в баню шли, так на ухваты платки надевали, — свахи шли с ухватами впереди, и вся компания нас то водой обливала, то сажей мазали щеки… Песни как задирали!.. Здесь бы так за страм сочли, а там всегда так.

Веселая компания рушилась с приходом дьячка, который сказал, что требует отец Василий свадьбу венчать.

Егор Иваныч пошел с дьяконицей смотреть свадьбу, а Иван Иваныч пошел разыскивать, не играет ли кто в шашки. Так как играющих на дороге не оказалось, то он тоже поплелся в церковь, думая: уж теперь я до тех пор не пойду смотреть свадьбы, когда мой Егорушка не станет венчать. Уж я тогда рядышком с ним стану: коли ошибется, подскажу. Поди, у бедненького руки будут дрожать.

В церкви на Егорушку все смотрели как на приезжего: одни показывали на него пальцами и спрашивали: кто он? а другие говорили, что он приехал свататься за дочь благочинного, и говорили такие вещи, что Егора Иваныча коробило